Весело-больно-прекрасно
Aug. 18th, 2010 08:27 pmВесело:
весело смотреть, как показывает фокусы заезжий паломник, то ли офранцузившийся цыган, то ли бродячий румын.
Весело меняться бейджиками, заявлять, что я теперь Кристиан из Венгрии, учить Норберта-Марию ходить вихляющей походкой,

весело кататься на тележках по кухне и засыпать, забравшись с ногами на стул (кто-то спрятал мои балетки, и я оставалась на этом стуле, как на острове посреди мокрого пола-океана, пока моим добрым коллегам не потребовалась помощь в работе)


***
Больно: обрывать эти невидимые нити, которыми мы связаны. Чудное слово: привязанность.
Всего две недели общаетесь, сидите вместе в баре, глядите на звезды, любуетесь грозой вдалеке, и вот, не успеешь оглянуться, как уже вы стоите у машины, вспоминаете, как делили один плед на вершине горы. Теперь я ношу бейджик "Жан Батист, Франция" (а он то ли в шутку, то ли невсерьез сказал, что мы брат и сестра, и я шутила, что ага, теперь я должна мерзнуть всегда и везде, наследовать традиции.) Грустно думать, что были человеки, хорошие, веселые, уникальные человеки, вроде еще и не друзья, а так, но теперь их нет больше в твоей жизни. И это больно.

"Расставание - это маленькая смерть" - говорит мне аниматор Поль, бодрый французский пенсионер с густыми седыми усами. Унылое подобие меня кивает, а он продолжает: "Но, знаешь, я так не думаю на самом деле." И мне становится легче, потому что он прав, потому что мы расстаемся, а люди остаются жить в моей памяти. Каждый раз, когда я говорю "Прощай", хороших людей становится больше. Это поразительно. Это прекрасно.
***
Больно: разговаривать с мамой (впервые за три недели) и думать, что кому-то это уже никогда не удастся, странно рассказывать веселым голосом о своих приключениях, когда тебя трясет от непонимания (как такое может случаться? как такое может касаться этого святого во всех отношениях места? как помочь, черт возьми, как хоть что-то сделать для незнакомого почти человечка, угодившего в такую страшную беду?) Бригит из Германии обнимала меня, когда я тряслась и курила одну сигарету за другой, потрясенная отголоском чужого горя, и я думала, что люди, неважно, из какой страны, какой культуры - люди все родные, только этим и можно жить иногда.
***
И прекрасно:
прекрасно бегать с синим прозрачным зонтиком по горам над облаками (ветер такой сильный, что можно улететь на этом зонтике, как Мери Поппинс; и этот же ветер поздно ночью врывается через чердачное окно, дышит прерывисто, студит и тревожит, швыряет с неба звезды куда-то в соседние долины)

И еще прекрасно ехать с дикой скоростью по горным дорогам, по виражам, и смотреть во все глаза, запоминать, потому что это так невероятно и похоже на картинки со стенных календарей, что просто не может существовать (здесь, в этих маленьких домиках, наверное, живут какие-то исключительные люди, потому что кто еще имеет право жить в раю?), и тихо клясться себе, что обязательно когда-нибудь и я поживу здесь с месяц-два-три, три года или десятилетия, кто знает (и вскрикивать, когда Михал направляет машину на дерево, чтобы тебя испугать, и смеяться потом вместе со всеми от облегчения и восторга)

Прекрасно водить по коже лебединым пером с нежным пухом, и кормить с рук грациозную, прекрасную, черноглазую птицу, и бродить по замку в Vizille, пригороде Гренобля, и запоминать, запоминать это все, не думать о плохом, улыбаться непрестанно (это всегда очень приятно, встречать тебя, потому что ты всегда светишься с твоей улыбкой, говорит пэр Ирве, святой отец, ты полна жизни, это здорово, говорит на прощание Жан, ты есчь пьенкна, говорит поляц, и я только сейчас понимаю, что они просто не узнали бы меня в Москве, несмотря на дреды и кеды, потому что там я неживая, счастливая, но все же неживая)
Прекрасно прыгать на танцах после венгерско-румынско-латвийского вечера-soirée, и хохотать до упаду, когда девчонки включают Верку Сердючку,
прекрасно пить ореховое вино, выходить по вечерам на террасу, смотреть на звезды, планировать предстоящие поездки (о, а может, махнем в Италию?)
моменты, минуты, часы... неделя за месяц, месяц за год..
весело смотреть, как показывает фокусы заезжий паломник, то ли офранцузившийся цыган, то ли бродячий румын.
Весело меняться бейджиками, заявлять, что я теперь Кристиан из Венгрии, учить Норберта-Марию ходить вихляющей походкой,
весело кататься на тележках по кухне и засыпать, забравшись с ногами на стул (кто-то спрятал мои балетки, и я оставалась на этом стуле, как на острове посреди мокрого пола-океана, пока моим добрым коллегам не потребовалась помощь в работе)
***
Больно: обрывать эти невидимые нити, которыми мы связаны. Чудное слово: привязанность.
Всего две недели общаетесь, сидите вместе в баре, глядите на звезды, любуетесь грозой вдалеке, и вот, не успеешь оглянуться, как уже вы стоите у машины, вспоминаете, как делили один плед на вершине горы. Теперь я ношу бейджик "Жан Батист, Франция" (а он то ли в шутку, то ли невсерьез сказал, что мы брат и сестра, и я шутила, что ага, теперь я должна мерзнуть всегда и везде, наследовать традиции.) Грустно думать, что были человеки, хорошие, веселые, уникальные человеки, вроде еще и не друзья, а так, но теперь их нет больше в твоей жизни. И это больно.
"Расставание - это маленькая смерть" - говорит мне аниматор Поль, бодрый французский пенсионер с густыми седыми усами. Унылое подобие меня кивает, а он продолжает: "Но, знаешь, я так не думаю на самом деле." И мне становится легче, потому что он прав, потому что мы расстаемся, а люди остаются жить в моей памяти. Каждый раз, когда я говорю "Прощай", хороших людей становится больше. Это поразительно. Это прекрасно.
***
Больно: разговаривать с мамой (впервые за три недели) и думать, что кому-то это уже никогда не удастся, странно рассказывать веселым голосом о своих приключениях, когда тебя трясет от непонимания (как такое может случаться? как такое может касаться этого святого во всех отношениях места? как помочь, черт возьми, как хоть что-то сделать для незнакомого почти человечка, угодившего в такую страшную беду?) Бригит из Германии обнимала меня, когда я тряслась и курила одну сигарету за другой, потрясенная отголоском чужого горя, и я думала, что люди, неважно, из какой страны, какой культуры - люди все родные, только этим и можно жить иногда.
***
И прекрасно:
прекрасно бегать с синим прозрачным зонтиком по горам над облаками (ветер такой сильный, что можно улететь на этом зонтике, как Мери Поппинс; и этот же ветер поздно ночью врывается через чердачное окно, дышит прерывисто, студит и тревожит, швыряет с неба звезды куда-то в соседние долины)
И еще прекрасно ехать с дикой скоростью по горным дорогам, по виражам, и смотреть во все глаза, запоминать, потому что это так невероятно и похоже на картинки со стенных календарей, что просто не может существовать (здесь, в этих маленьких домиках, наверное, живут какие-то исключительные люди, потому что кто еще имеет право жить в раю?), и тихо клясться себе, что обязательно когда-нибудь и я поживу здесь с месяц-два-три, три года или десятилетия, кто знает (и вскрикивать, когда Михал направляет машину на дерево, чтобы тебя испугать, и смеяться потом вместе со всеми от облегчения и восторга)
Прекрасно водить по коже лебединым пером с нежным пухом, и кормить с рук грациозную, прекрасную, черноглазую птицу, и бродить по замку в Vizille, пригороде Гренобля, и запоминать, запоминать это все, не думать о плохом, улыбаться непрестанно (это всегда очень приятно, встречать тебя, потому что ты всегда светишься с твоей улыбкой, говорит пэр Ирве, святой отец, ты полна жизни, это здорово, говорит на прощание Жан, ты есчь пьенкна, говорит поляц, и я только сейчас понимаю, что они просто не узнали бы меня в Москве, несмотря на дреды и кеды, потому что там я неживая, счастливая, но все же неживая)
Прекрасно прыгать на танцах после венгерско-румынско-латвийского вечера-soirée, и хохотать до упаду, когда девчонки включают Верку Сердючку,
прекрасно пить ореховое вино, выходить по вечерам на террасу, смотреть на звезды, планировать предстоящие поездки (о, а может, махнем в Италию?)
моменты, минуты, часы... неделя за месяц, месяц за год..