Дождь

Сегодня дождит, и вечное мое проклятие, мокрые кеды, снова усложняют жизнь. Ноги мерзнут, и еще приходится просить сухие носки, когда приходишь к друзьям. Зато одуряюще пахнет мокрой землей и еще - наконец! - уютно до невозможности читать под этот славный перестук по подоконнику. Хорошо хоть, клетчатого пледа нет и чай я бросила.

Вчера кормили уток в Тропарево. Сидели в уединенном местечке в стороне от тропы, на бревне, никого не трогали, и тут доблестные стражи порядка пришли документы проверять. На другой стороне озера странные человеки бросали в огонь петарды, к ним отчего-то никто не подходил. Глупые люди, глупое общество, глупая страна, но какая разница, пока можно глядеть на воду и медитировать. Спокойствие внутри.

 

А сегодня дождит, и шашлыки пришлось жарить не в лесу, а в старенькой советской шашлычнице на седьмом этаже где-то в Деревлёво. Тому, что не пьянствовали в лесу, я радовалась, тому,  что не в лесу - печалилась. Впрочем, лесов на мою долю хватит, надеюсь. 

Зато топили шоколад в свежеподаренном фондю (и первая клубника этой весны!), под портвейн орали про маму-анархию и играли в странные настольные игры с гоблинами, картами и магическими книгами. Выиграла и сбежала. Пьянок на мой век уже хватило, в отличие от лесов. 

 

Сегодня ночь музеев, о чем сообщили встреченные по пути товарищи, но дождь, дырявый зонт и мокрые кеды отбивают тягу к знаниям. Лучше к ним тянуться дома, в тепле и с дождиком по подоконнику. Читаю про интриги римлян, охоту на ворон доблестных российских самодержцев, байки про морских ястребов,  слишком человеческое по Ницше и чуть-чуть еще про Каддафи. Нет ничего интереснее, чем сама жизнь, а история - все эти переплетения судеб, политик, войн, взлетов и падений - полотно миллионов ниток, тяни любую и пугайся. Или восхищайся, или завидуй, или не верь. Все равно истину  знают только ткачихи. Ну и Скалли с Малдером где-то рядом.

 

Пряди мою нить, Мойра.

 

Месяц назад ветер гонял пыль по прямым улицам Петербурга, было солнечно, но холодно, мы с бабушкой гуляли по набережным и по магазинам, и однажды отправились гулять в лето. В оранжереях были пальмы, папоротники, цветы, экскурсовод и кислорода столько, что он сшибал с ног. Еще месяц назад в Петербурге я ела ватрушку с творогом, сидя за столиком в кафетерии одного факультета искусств. Всего столиков было пять. Или четыре. И стояли они прямо в коридоре, ведущем от вахты к лестнице на первый этаж. А еще там из окон были питерские дворы, старые дома с облупившейся штукатуркой, крыши с трубами и облезлыми, как штукатурка, котами. И декорации на лестничных площадках. Это был самый прекрасный факультет, что я видела. 

А несколько дней назад ела пирожок с рисом в другом кафетерии другого университета, и там из окон были река, грядки и теплицы соседней сельхозакадемии, и это тоже было прекрасно, и я даже думала, не пойти ли мне в аграрный.

По-хорошему, конечно, стоит пойти в свой университет. Но по-хорошему не выходит, приходится через дальние ебеня, зато по-интересному.

 

Ведь как оно в природе: каждое утро восходит солнце, каждую весну становится тепло и зелено. Это как-то ободряет, честно говоря. Мне говорят, что время перемен, что изменяющийся мир и легкая адаптируемость у новых поколений, а я думаю, что листья появляются, и цветет и пахнет, и одуванчики желтеют, и три тысячи лет назад также цвело и пахло и желтело,  а значит, мир еще не сошел с ума. Деревья - они знают, что делают. В отличие от людей.

И мы снова пускаем мыльные пузыри, как прошлой весной, и гуляем ночи напролет, как прошлым летом, и каждую пятницу собираемся и смотрим новые серии Хауса и теории большого взрыва, сектанты этакие, а значит, весна, все хорошо, жизнь продолжается, и я не беспокоюсь о том, что будет за поворотом. Я вместо этого читаю чьи-то жизни, перескакивая через столетия. И дождь стучит по подоконнику.